В его комнате на клубной базе простая обстановка. Журнальный столик, холодильник, телевизор, диван. На стенах кое-что из символики “Шахтера”, несколько семейных фотографий. Подоконник заставлен гофрированными стаканчиками из папье-маше, в них — черный грунт. Мы оживляемся: “Неужели рассада?” Юрий Вергейчик, любящий и умеющий огородничать на даче, неохотно подтверждает: “Рассада, только про помидоры сегодня не спрашивайте...”

Вчера ему исполнилось 50, и мы видим: Васильич в хорошем смысле успокоился. Это уже не тот пламенный человек, который может раскричаться на заседании исполкома федерации, устроить выволочку журналисту или выскочить на поле с намерением начистить лицо судье. В “Шахтере” Вергейчик директор, и его главная обязанность — не воевать с окружающим миром, а выстраивать клубную инфраструктуру. А она вот, перед нами — комфортная база в сосновом лесу. Со своей кухней, детским интернатом, тренажерным залом, жилыми номерами и заснеженными пока еще полями.

Походив по коридорам, возвращаемся в 213-й номер. Хозяин откидывается на диване: “Скандального интервью не ждите. Давайте о жизни поговорим...” Мы соглашаемся.

— 50 — пугающая дата?

— Пугает, что пять лет назад в моей рабочей сумке еще не было лекарств, а сейчас есть. А так... У меня все хорошо. И по-прежнему: семья, дорога, Солигорск.

— В сумке что за лекарства?

— В основном успокаивающие. Все-таки надо знать, когда работать, а когда отдыхать. Я так и не научился переключаться. Это удается только на природе. Будто возвращаюсь в детство — в деревенскую обстановку, когда за тебя думали другие, а ты получал от жизни сплошное удовольствие.

— Где ваша деревня?

— Я родился в Минске, но корни в Червенском районе. Отец из Гребенки, мать из Слободы. В Слободе, как правило, каникулы и проводил. Бабушка с дедом держали хозяйство, я помогал. Плюс ягоды, грибы, рыбалка.

— В Солигорске отношение к вам изменилось?

— Люди изменились. Раньше у меня автографы брали и общались как с гордостью города, а сейчас — как с дармоедом. Все поменялось, абсолютно. Хотя и в городе теперь бываю крайне редко. Все больше здесь, на базе. Видите, какой лес. Гуляю, птиц подкармливаю.

— В “Шахтере” вы почти двадцать лет. Немыслимо по нынешним временам.

— Сам удивляюсь. Знал бы, построил бы дом и жил. А поначалу надолго вперед не загадывал — год, второй, третий. И сейчас не задумываюсь, сколько здесь еще проработаю. Время быстро летит. Прекрасно помню, как оказался в “Шахтере”. Поиграл в Германии, домой возвращался с предложениями от “Жемчужины” и еще пары российских команд. И вдруг Щекин: “Юра, лучше, чем в Солигорске, тебе нигде не будет”. Иван Григорьич, мудрый человек, как в воду глядел.

А когда был совсем молодым, в Солигорске много забивал. И за “Динамо-93”, и за стародорожский “Строитель” в первенстве БССР. В Старых Дорогах у меня после динамовского дубля была армия, химполк.

— Армия — это всегда веселые истории...

— Всякие, не только веселые. Однажды сбежал из госпиталя на футбол. Загремел из-за язв на ногах. Большие — по пять копеек, до кости. На всю жизнь следы остались. “Деды” устроили турнир: Вергейчик, сейчас посмотрим, какой ты динамовец. По ногам так надавали, что потом раны в “кирзачах” никак не хотели заживать. Лежу в госпитале, вдруг появляется Жуковец — главный тренер “Строителя”. Едем, говорит, в Солигорск на товарищескую игру, решили тебя проведать. На дворе зима, снега по пояс. Я не выдержал — как был в пижаме, махнул через забор и в автобус. Два забил тогда “Шахтеру”, возвращаюсь — меня с собаками ищут. Такая тяга была к футболу. Это сейчас молодых время балует. Нет того стремления вырваться из бедноты, какое было у нашего поколения.

— Такой уж бедноты...

— Ну как? Один мяч на два двора — разве не беднота? Отец водитель, мать на “Коммунарке”, две сестренки младшие, кооперативная квартира. Я всегда старался надеяться только на себя. Из леса никогда не мог прийти с пустыми руками. Даже когда возвращался со двора, обязательно нес маме цветок.

— Правда, что у вас есть диплом токаря?

— Специальность — оператор станков с числовым программным управлением. Дело было в 83-м. Тогда еще молоденький, но уже очень любивший футбол Аркадий Хононович Шкляр взял нас, юных динамовцев, к себе на учебу. Закончил ПТУ — три года пролетели, как в сказке. Успел пройти практику на Тракторном заводе, после которой понял, что футбол люблю еще крепче. Ну какой я токарь... Хононыч относился к нам по-отечески, но меня не раз гонял вокруг стола с ремнем. Я же постоянно в спортзале пропадал. Мастер Вершеня за плечо — и к директору. Шкляр говорит: ну-ка оставь нас — и ремень достает.

С Хононычем выиграли чемпионат города, потом республики, а затем и Союза — среди профтехучилищ. Помню, в Адлере проиграли молдаванам. Гуляли по базару, подходит какой-то аксакал: ребята, надо разгрузить “Урал” с арбузами — плачу 115 рублей. Кто ж откажется от денег — разгрузили. Возвращаемся с арбузами на базу, а там Хононыч: вы не меня опозорили, вы Беларусь опозорили! Стыдно стало, пришлось выигрывать первое место. Кстати, спустя много лет Шкляр звал меня возглавить МТЗ-РИПО. Но я уже был в Солигорске.

— Чем вас Щекин удивлял?

— Всегда отвечал за свои слова. Я в “Шахтере” вместо контракта пустые листы подписывал. Никаких агентов. Суммы Иван Григорьич вслух называл. Не было случая, чтобы обещания не сдержал. У меня простое отношение к деньгам. Многого от жизни не требовал. Форма, тренировки, койка в общаге, столовая в “Алесе”. Зарплату закидывал на антресоли. Скручивал купюры в трубочку, перетягивал резинкой и пстричкой туда... Потом полез наверх, выгреб эти трубочки и купил квартиру на Пулихова, в которой живу до сих пор.

— В Солигорске всегда неплохо платили.

— О заработке я начал задумываться ближе к тридцати. Играл в Бельгии за “Моленбек” — контракт небольшой, а я в восторге. Страна — картинка, команда великолепная. Заняли четвертое место, попали в Кубок УЕФА. Я на хорошем счету — дружу с мэром коммуны, тренер приглашает с женой в ресторан, болельщики ценят. Райская жизнь. Даже гражданство предлагали. Подумал, кем я здесь буду? Учителем физкультуры? В 29 лет собрался и уехал в немецкий “Ален”. Вот там заработал. Контракт шикарный — на уровне ведущих клубов второй бундеслиги. Два года отыграл — и в Солигорск, заканчивать.

— Моленбек в 90-е еще не был гнездом терроризма?

— Уже тогда витало какое-то напряжение. Консьерж дает машину, говорю ему: как тут ездить? В ответ: все просто! Если увидишь блондинку, объезжай за двенадцать метров. Увидишь негра — остановись, пусть первым проедет. Увидишь марроканца — дави, я тебе ящик шампанского куплю. Вот такие шутки...

— Щекин погиб на ваших глазах?

— Через полчаса как я уехал. Суббота, солнечный морозный день. Провели хорошую тренировку, у Ивана Григорьича отличное настроение, пошел с командой в баню. Я быстро попарился, на прощание перекинулись парой слов, посмеялись... Считается, что Щекин нырнул и разбился — вода в бассейне была спущена. Это не так. Умер из-за инсульта. Сосуд лопнул, он потерял сознание и упал в бассейн. Сердце еще билось — нахлебался воды. Потому и написали, что утонул. Так потом медсестра говорила.

— Самый талантливый футболист, с кем сводила жизнь?

— Белькевич. Никто и рядом не стоял. Старшее поколение — Алейников, Зыгмантович, Гоцманов — конечно, великолепное. Но там было больше труда, а Валик — талантище. Это видели все.

— Лобановский Белькевича оценил не сразу.

— Поначалу даже в дубль переводил. Как-то пришли премиальные за еврокубки, Валик открывает конверт — там всего 300 долларов. Пошел к тренеру разбираться. Валерий Васильевич, это, наверное, какая-то ошибка. Лобановский глянул недобро: конечно, ошибка — не пойму, кто тебе сделал такой шикарный подарок! Вот тогда Белькевич понял, что в Киеве надо пахать.

— В последние годы часто виделись?

— Много общались, когда я учился в Киеве на категорию “Pro”. Еще больше — в молодости, когда ходили друг к другу в гости. Валик скромный, приятный, с юморком. Моя жена кормила его блинами. При одной из последних встреч спросил Белькевича: о чем-нибудь жалеешь? Ответил, что об одном — не поиграл в Европе. Предложения были: и от “Штутгарта”, и от других клубов. Лобановский не отпускал. Я очень тяжело переживал смерть Белькевича. Он сорвался — не выдержал, когда отстранили от тренерской работы в киевском “Динамо”. Для него это был сильный удар.

— Прозвищем Косой вас Жуковец наградил?

— Это из детства еще. Негорелое, лагерь “Солнечный круг”, третья смена — спортивная. Нас, юных динамовцев, возили туда каждое лето. Как-то посмотрели “Джентльменов удачи”, а потом — коллективная фотосъемка. Я скосил глаза в объектив — все, Косой. Приклеилось. А Жуковец меня по-разному называл. В хорошем настроении — Косидла, в плохом — Бычий Хер. Этим хером он много кого крыл, когда бывал злым.

— Тоже рано умер...

— Пятидесяти не было. Прободная язва. Умер у матери на руках. От футбола к тому времени отошел. Проводил время на даче под Любанью, постоянно рыбачил. Незадолго до его смерти мы случайно встретились. Я приехал рыбку половить на озеро Дикое. Это как раз те самые места. Подплываю на лодке к острову, гляжу, чьи-то сетки стоят. Дай думаю, пару карпиков спионерю. Из палатки мужик вылезает. Смотрит, смотрит на меня — и вдруг: Косидла, ты?! Сошел на берег, а у Григорьича все готово: бутылка самогонки и жареный линь. И я, конечно, не с пустыми руками. Посидели, поговорили. Спросил: почему так рано ушли из футбола? Знаете, что ответил? Юра, я так устал от этих долб...в. Можно понять: Жуковец всю жизнь все с кровью пробивал — бюджет, автобусы, игроков. Для этих целей у него был “ядерный чемоданчик”: сервелат, зелень и бутылка коньяка. Тогда только так вопросы и решались. Но в конце, видно, и чемоданчик не помогал.

— Сами бывали в шаге от смерти?

— Тьфу-тьфу... Правда, в Германии когда-то на ровном месте свалился — давление резко подскочило. Встал утром, начал разговаривать по телефону. Было легкое недомогание — сунул таблетку аспирина под язык. И тут бац — не могу дышать, упал, стал терять сознание. Хорошо как раз уборщица зашла, вызвала скорую. Приехал врач — болельщик “Алена”. Прокололи палец, исследовали кровь — сахара нет. Доктор похлопал по плечу: Юрий, будешь жить! Но состояние было хреновым, неделю в больнице пролежал. Немцы потом объяснили: спазм сосудов, нарушилось кровообращение в сердце. Посоветовали обратиться к психологу. Потому что все от головы. Паническая атака, этим сейчас пол-Европы страдает. Вскоре после того случая я перешел в “Шахтер” — так и там еще почти полгода реабилитацию проходил.

— Серьезно...

— Вот вы говорите “в шаге от смерти”. А я вспомнил, что в армии чуть комбата не убил.

— Интересно!

— Однажды подняли по тревоге на учебный выезд. Зима, сугробы. Прибыли в лес, расставились — оборудование для засечки и разведки ядерного взрыва, машины управления, радары. Меня ротный Яковюк подзывает: дуй в деревню, надо купить то-то и то-то. Пока я на лыжах туда и обратно — чуть, кстати, в магазин с автоматом не зашел, подумали бы, что война... Возвращаюсь — все на ушах. На меня кричат: ты где катаешься?! Целый час ищем, комбат с проверкой приехал — полковник Савельев. Бегом снимай лыжи и марш на построение!

Приказы нужно выполнять. Лыжи я снял и в “Урал” забросил. Оттянул тент и швырнул в темноту, не глядя. Оттуда — нечеловеческий крик. Оказалось, приехавший комбат там кофе согревался с офицерами. Лыжи мои ему прямо в лицо прилетели. Попил кофейку... Я, конечно, сразу спрятался за машину. А сержант Саша Павлов не успел. Полковник вылетает из кузова перекошенный от злости с этими лыжами... В общем, о спину нашего сержанта он их и переломил. И ротному заодно перепало.

Когда комбат уехал, думал, мне будут кранты. Но проверка прошла хорошо, офицеры только сказали: ну, Вергейчик, как ты будешь жить на гражданке... К тебе же приключения так и липнут. Это правда. В молодости я был немного неуправляемый.

— Много таких было в Старых Дорогах?

— Был Кералиди — здоровенный бугай из Борисова. Ему болельщик что-то не то сказал — он взял его за шкирку и повесил на забор. Скандал, всю команду к мэру на ковер. Полтора часа нам читали лекцию, каким примером для простых людей должны служить футболисты. Был еще Леха, фамилию не стану называть. Подружился с дочкой военкома. Девушка культурная, его в гости пригласила — и он, конечно, задержался. Когда через окно лез обратно, наткнулся на хозяина дома. Сцепились в темноте, Леха дал военкому в глаз и наутек. Тот прилетает в часть с фингалом, злой как черт, выводит всех на построение. И ходит, как в “Бумбараше”, вдоль шеренги — ищет, кто на него руку поднял. Так и не узнал. Плюнул, сказал: если еще раз повторится, вы у меня нырнете здесь, в Аресе, а вынырнете во Владивостоке.

— Мы посмотрели: в директора вы переквалифицировались девять лет назад. Сложно было убить в себе тренера?

— Я его не убивал. Так получилось. В 2005-м мы стали чемпионами. Нужно было развиваться дальше — строить новый стадион, улучшать финансовые условия, чтобы футболисты не сбежали в БАТЭ или минское “Динамо”. Имелся уникальный шанс, но, к сожалению, понимания у руководства я тогда не нашел. Что оставалось? Правильно: становиться местечковым тренером. Какое-то время еще работал, пытался удержать команду на медальных позициях. Но было очень тяжело. Переживал, где-то даже глушил алкоголем, что для меня совершенно не характерно.

— Уникальный шанс — это надолго стать номер один, как БАТЭ?

— Хотя бы просто удержаться на вершине. Времена богатые, а мы даже не могли увеличить бюджет. В итоге дошло до того, что во многих других клубах зарплаты стали выше, чем в “Шахтере”. Смотрел вокруг и понимал, что даже третье место взять будет проблематично. Меня это сжигало. Со всеми ругался, да и отношения с руководством тогдашней федерации испортились. Понял, что меня загнали. В итоге не выдержал и полез на поле в игре с “Минском”. 2009 год — мой последний сезон в качестве тренера.

— Золотое время “Шахтера” вы провели бок о бок с Вадимом Филиповичем — вашим предшественником на посту директора, а еще раньше — журналистом “Прессбола”.

— Вадим мне достался “по наследству” от Щекина. Сначала он был пресс-атташе “Шахтера”. Эрудированный парень из журналистской среды, умеющий чувствовать людей. Он разработал и представил очень толковую программу развития клуба, и руководство сказало: дерзай — тебе и карты в руки. Работали мы прекрасно. Филипович мне полностью доверял и делал все, что я просил. Наверное, для тренера счастье иметь такого директора.

— Знаете, что он сейчас живет в Краснодарском крае, занимается сельским хозяйством?

— Недавно поздравлял его с днем рождения. Вадим ушел от нас в 2011-м. Человек по собственной воле оставил хорошее, хотя и очень хлопотное место с приличной зарплатой. Деньги для него никогда не стояли на первом плане. Хотел развиваться, а в “Шахтере” это было затруднительно. Однажды пришел: все, Юра, это черта, больше не могу. И “ушел в лес”, в никуда — в другое измерение. Откровенно говоря, мне до Вадима еще далеко.

— Трансфер Калачева в Донецк — в этой истории еще есть неизвестные страницы?

— Помню, как покойный Виктор Прокопенко сказал тогда нам с Филиповичем: “Сябры, первый раз в жизни вижу людей, которые отказываются от наличных денег!” Мы поступили как профессионалы, сделали все официально. Калачев доволен, солигорский и донецкий “Шахтеры” довольны — все довольны! Тимофею дали какие-то подъемные, так он хотел меня отблагодарить — принес десять тысяч долларов. Сказал ему: “Тимоха, не надо. Когда мне будет плохо, тогда и принесешь. А пока мне хорошо”.

Кстати, мне в Солигорске запрещали брать Калачева у “Днепра”. Говорили: пижон, не тот характер — в общем, плохой человек. Я никого не послушал. Зимой 2003-го оставил команду на попечение Курненина, а сам по гололеду — в Могилев. Тимофея убедил быстро, а вот Валерия Иваныча Стрельцова... До сих пор не пойму, как его уговорил. Тогда мы провели шикарную работу, и после сезона в “Шахтере” Калачев стал лучшим игроком чемпионата.

Про Тимофея не скажу ни одного плохого слова — и в плане профессионализма, и относительно человеческих качеств. Он ершистый, но справедливый. Как говорят, парень с нашего двора. Лидер по натуре, честный, порядочный. Такие, причем еще и талантливые, многим не нравятся. А к ним просто нужен подход. Калач меня слушался всегда. Его уже забирали в “Шинник” на хорошие деньги — горел желанием рвануть в Россию. Я сказал: “Тимоха, не торопись. Тебе надо залезть на самую высокую вершину, и если там не получится — будет куда плавно спускаться”. Так и вышло. В Донецке не срослось, зато парень сделал прекрасную карьеру в “Ростове”. Если уж Муринью с ним обнимается, это о чем-то говорит.

— Вы сказали про Курненина. Сложный был человек?

— Когда приглашал его в “Шахтер”, мне говорили: зачем?! Это тренер с именем, а ты молодой — завтра два-три матча проиграешь, и тебя выкинут. Отвечал: неважно, что выкинут, главное — интересы дела. Мы приняли “Шахтер” в 2002-м и сразу выиграли бронзу. Наверное, потому что работали по принципу: сначала команда, и только потом мы, а не наоборот. Причем Юрий Анатольевич очень помог — в выборе оптимальных сочетаний футболистов и постановке игры. Светлая голова. И светлая память. Его сегодня очень не хватает белорусскому футболу.

— Его смерть оглушила?

— Да, как и всех. Ранимый был, не терпел несправедливости. Готовил “молодежку” к чемпионату Европы, и на самом важном отрезке Штанге забрал у него четверых ключевых футболистов — на второстепенные товарищеские матчи национальной сборной. EURO начали с крупного поражения от шведов, и Анатольич не выдержал, сорвался. Потом еще доброжелатели подлили — и все, потеряли человека с большой буквы. Я только недавно понял разницу между трудом и работой. Так вот Курненин не работал — он трудился. Его не интересовали личные блага — только футбол.

— Везло вам на людей?

— И продолжает везти. Причем с первого дня. В прошлом году отметил сорок лет, как мама привела в динамовскую школу — лучшую в моей жизни. Дождливый день 18 августа 1977 года буду помнить всегда, как и своих самых добрых учителей: Боговика, Глембоцкого, Погальникова, Егорова.

— С Боговиком вы и в “Шахтере” поработать успели.

— Да. Тогда Анатолий Иванович как раз закончил карьеру в могилевском “Днепре” и приехал в Минск работать с детьми. Чемпион СССР в составе киевского “Динамо” — звезда! Спустя много лет сказал мне: “А знаешь, я ведь сразу не хотел тебя оставлять. Худой лопоухий дохляк — куда такому в футбол играть? Но что-то меня остановило”. Тогда мы еще не понимали, как нам повезло в жизни.

В 86-м нас выпустили — я попал в “Трактор” к Юркевичу, готовился к службе в армии. Вот тут неожиданно и появился тогда еще никому не известный Жуковец. И как-то очень легко развернул меня в направлении Старых Дорог. Команда назвалась “Вымпел” — это уже потом переименовалась в “Строитель” благодаря Кандаурову. Евгений Дмитриевич — главный спонсор команды. А Жуковец, помню, обронил фразу: везет тебе, Косидла, на хороших людей. Это точно — Григорьич в этом списке тоже есть.

— А есть в футболе люди, с кем не здороваетесь?

— Я со всеми здороваюсь. Но есть много таких, у кого говорить и делать — разные понятия. Впрочем, если ты будешь даже подчеркнуто культурным, но амбициозным и справедливым, все равно наживешь врагов. В футболе у каждого своя правда. Что говорить, если Муринью и Конте себе такие выражения позволяют. Опять же: чем больше ты делаешь, тем больше у тебя “доброжелателей”. Раньше я с ними ругался, а сейчас стараюсь обходить стороной. Возраст уже такой, что воевать не хочется.

— Нравится вам то, что сейчас происходит в “Шахтере”?

— Понимаю, к чему вопрос. Отвечу так. Многие видят только плохое: не тот результат, не та селекция. А я вижу другое: руководство искренне хочет, чтобы клуб стал самым успешным в чемпионате — и к тому же развивался по всем направлениям. “Шахтер” сегодня — это же не только главная команда. Это целая структура. Дубль, отделение молодежного футбола, штаб, база, вся хозчасть. На “Строителе” наконец появились новые дорожки и лучшая в стране система полива поля. Результаты у нашей молодежи хорошие: второй год подряд в юниорской Лиге УЕФА, дублеры выиграли золото... Руководство “Беларуськалия” с Иваном Головатым во главе делает большие шаги по развитию клуба. И раз фундамент крепнет, то будет расти и спортивный результат. И выбранный сегодня вектор — как раз попытка сдвинуть дело с места. Вторые-третьи места, поверьте, руководство уже совершенно не устраивают.

— К идее нового стадиона в Солигорске вы уже остыли?

— Она есть. Но, откровенно говоря, не сильно в нее верю. Из-за этого немного давит депрессия. Хотя посмотрим. Знаю, что “Беларуськалий” понимает важность наличия нового стадиона. Только загадывать не буду. У меня уже приличный жизненный опыт, и он учит не бежать впереди паровоза.

— Не узнать вас, Юрий Васильевич. Раньше были буйным, сейчас — само спокойствие. Рассада у вас на подоконнике...

— Время идет, люди меняются. Я вот пять лет назад представить не мог, что в “Прессболе” не будет Владимира Бережкова и Сергея Новикова. А видите как. Жизнь ускоряется, молодежь подрастает, надо ей давать дорогу. В “Шахтере”, кстати, хватает молодых — и в руководстве, и среди тренеров. Считаю, это правильно. А я... Не берег себя раньше. Судейство, какие-то выкрики с трибун — все пропускал через себя, заводился, кричал, руками размахивал. Теперь понимаю, что зря. Раньше как ехал в Солигорск? В машину прыг и по газам — 150-160 километров в час. Ну тоже ведь стресс — причем абсолютно ненужный! Зачем?! Сейчас пораньше стартанул — и едешь спокойно, 90 на спидометре, природой любуешься. Приезжаешь умиротворенным.

Я даже музыку в машине перестал слушать — так полюбил тишину. В Солигорск или Старые Дороги, где живут теща с тестем, — тише едешь, дальше будешь. Вы правильно говорите, успокоился. Круг общения тоже сильно сузился. Семья да работа — и мне хватает.

Но вообще, знаете... Главное — быть в процессе. Не останавливаться, иначе теряется мотивация. Неважно, кто ты — водитель, тренер или токарь. Важно иметь впереди цель, двигаться к ней и получать удовольствие. Если это есть — то будет и развитие, и смысл жизни. Мне кажется, я в процессе.

— К чему двигаетесь сегодня?

— Есть интереснейший проект. Строительство медико-восстановительного центра на территории базы. Вот-вот проведем тендер. В проект заложены бассейн, две сауны, раздевалки, массажные, оборудование для различных процедур. И даже каминный зал, где команда сможет собраться у живого огня. Возле полей хотим сделать трибуны из металлоконструкций. Тогда у нас на натуральной траве сможет играть дубль, и болельщикам будет где присесть понаблюдать. Вы же посмотрите, как здесь классно: сосны, чистый воздух... И главное — все это будет принадлежать клубу.

— С таким философским отношением к жизни вам и успокаивающие лекарства в сумке скоро не понадобятся.

— Ай... На днях чуть с ума не сошел. Звонят пожарные: у вас база горит! Сигнализация звенит, телефоны не отвечают. Караул? Еще какой! А это молодой пацан случайно облокотился на кнопку и поднял на ноги всю солигорскую “пожарку”. Прямо как я в молодости.


Сергей Кайко, Владимир Пирог, газета "Прессбол" N 018 (4137) от 06.03.2018